А какую книгу сейчас читаете вы?!
я лично читаю «Грозовой перевал» Эмили Бронте....
интересно что читаете вы… а то скоро книга закончится, а что дальше интересного почитать… не поможете??
Чтобы комментировать надо
зарегистрироваться
или если вы уже регистрировались
войти в свой аккаунт.
знаю, что все уже давно прочли, а я вот только начала
«p/s я люблю тебя»
книга из разряда «спасибо, Кэп») но нравится)
многие, наверно, читали)
прекрасная книга
Милая, родная Аглая Петровна! Из письма отца, очень лаконичного, Вы же знаете его манеру писать, поняла, что Вы в госпитале. Ранены? Пыталась подумать об отпуске, хоть на несколько дней к Вам в Москву, но Вы-то поймете, просить совести не хватило. У нас сейчас горячка, а работа у меня ответственная — я тут в немалом чине экспедиторши. Знаете, что это такое? Мы — экспедиторши, работаем в службе крови. Мы доставляем кровь для переливания туда, где эта кровь нужна. Нужна она обычно там, где бои, а когда бои, то дороги и обстреливают и бомбят, но кровь не ждет, вернее, ее ждут — эту самую драгоценную кровь, следовательно, мы, экспедиторши, «к маме на ручки», как любит выражаться известный Вам В.А.Устименко, попроситься не можем. Вот и хлебаем всякие страхи на этих военных дорогах с нашими чемоданами. Последние дни я даже верхом ездить обучилась — дали мне лошаденку, мохнатую, пузатую, тихонькую, мы с ней и трюхаем нашими болотами. Ночи теперь белые, за темнотой тоже не укроешься.Страшно мне бывает, Аглая Петровна, не сердитесь, что так пишу.Валуны, болотца, туманчик, а мины воют, а из пулеметов бьют. И все это по мне — Варе Степановой — и по моему чемодану с кровью. «Трудно без привычки», как сказал у нас один боец, когда ему ампутировали руку.Вы ничего не слышали о моей маме?По письму отца мне показалось, что он что-то знает.Напишите, пожалуйста, мне все, что Вам известно, мне почему-то кажется, что ей плохо — маме.От Женьки получаю регулярные послания. Он — в порядке и даже готовится куда-то ехать, защищать кандидатскую.Что Володя? Я о нем ничего не знаю. Все в своей загранице? Если это Вам не неприятно, перешлите мне то, что он Вам пишет. Мне просто так интересно, все-таки мы ведь были очень дружны.Может быть, Вы знаете, я ведь больше не артистка. Бросила это занятие. И многое уже повидала за войну. Теперь меня называют «сестрицей» — это самое красивое из всех известных мне слов. На днях разувала раненого, он не дается, потом говорит:— Бросьте, ну его к черту, сестрица, неудобно, у меня ноги грязные...Кстати, этому раненому я дала свою кровь. У меня, понимаете ли, нулевая группа, а он, этот раненый, совсем был, как у нас говорят, «плохой». На одни носилки его уложили, на другие меня, все нормально. Только ужасно я ослабела. Много взяли, что-то кубиков четыреста. И я в тот же день еще невероятно устала. А утром привезли майора Козырева — кстати, он уже подполковник. Сапер. Знакомый. Наш Михаил Иванович Русаков приходит ко мне: так и так, говорит, Варвара, ты не огорчайся, придется еще у тебя кровушки подзанять. Ничего, говорит, страшного, мы тебе физиологического раствора вольем. А мне уж, по-честному, совершенно было все равно, я даже толком и не соображала. «Ладно, отвечаю, валяйте, мне наплевать!» Он даже поморщился, Михаил Иванович: «Эко ты, Варвара, вульгарно выражаешься».Теперь оба живы — и боец и Козырев. А козыревские саперы — их тут так и зовут «козыревцы» — таскают мне всякие печенья и прочие кушанья из его доппайка, чтобы вернуть «кровушку». Так что сейчас я как бы в санатории.Вот на досуге Вам и пишу.Все было, Аглая Петровна, всего я навидалась Носила раненых на вторую подставу, ползала, таскала раненых на шинели, на лодке-волокуше. В общем, это тяжелая, лошадиная работа, от которой болит поясница и хочется охать. Еще я была граблями, санитарными граблями. Дело в том, что тут можно потерять раненых, очень уж дикая природа — кочки, болота, всякие разные коряги, валуны неожиданные. Вот мы и ходили цепью по тому пути, по которому, допустим, наступала рота. Просто и полезно.Вам кажется, что я пишу в каком-то неправильном тоне?Мне почему-то грустно, Аглая Петровна. Хотите, я Вас немножко развлеку, напишу, как мы еще весной ранней были в бане? Когда мне бывает невесело, я эту историю вспоминаю, иногда помогает. Может быть, и Вы улыбнетесь?Вот пошли в баню: знаменитая наша хирургическая сестра Анна Марковна — она очень толстая и носит мужское трикотажное белье, — потом «служба крови» — экспедиторши Капа, Тася и я. Тася очень у нас хорошенькая, глаз не оторвать — высокая, длинноногая, совсем не такая разлапистая, как я.А баня у нас не в землянке, а в такой палаточке. Полупалатка, полупостройка. Разделись, Анну Марковну горячей водой плескаем, подняли страшный тарарам. Капа обожглась и кричит:— Рассулов, давай похолоднее. С ума сошел, что ли?Рассулов у нас боец, который автодушевой установкой заведует. Потом все наладилось, вода пошла нормальная, мы головы моем, обсуждаем, у кого какая фигура. Главный судья, конечно, Анна Марковна: у Таси ноги слишком длинные, у меня слишком маленькие, у Капы плечи слишком покатые.— Теперь посмотрите на меня, — говорит Анна Марковна и становится в позу статуи.Мы собираем консилиум и выносим решение: надо вам, Анна Марковна, немного похудеть, слишком уж у вас рубенсовские формы.В это время как загремит что-то, как завоет. Анна Марковна сразу на корточки и на четвереньках скок-поскок в угол. Мы все тоже кто куда. А Тася объясняет:— Это, девушки, налет!Оно опять как даст! Щепки летят, кирпичи сыплются, железина какая-то оторвалась, дым, пожар, из трубы горячая вода хлещет. Анна Марковна кричит:— Девочки, по щелям!А мы все голые, и на дворе снег идет. И одежда наша неизвестно где, вся погребена. Представляете положение? А уже Тася наша дверь выворотила и на улицу как припустит: пар от нее так и валит. А за ней Анна Марковна короткими перебежками скок-поскок, словно лягушка. И эмалированной миской голову прикрыла!Потом Капа побежала, потом я — в простыне, как привидение.Конечно, ничего не соображаем.А самолет-то давно улетел. Пока разобрались — хохоту было, глаза невозможно людям показать. Ведь мы голыми-то в снег попрыгали, в щель.Анна Марковна сделала философское замечание:— И ничего особенного. Я, девочки, слышала, что женщины, когда они без мужчин, очень легко поддаются массовым психозам. В данном случае был массовый психоз страха. И повальное заражение этим психозом.Не смешно?Нисколько я Вас этой историей не развлекла, Аглая Петровна?Если бы Вы знали, как плохо у меня на душе!Кончаю писать. Пришел Козырев, он низко Вам кланяется и просит передать, что много о Вас слышал и был бы счастлив когда-нибудь познакомиться. Впрочем, он сам желает приписать от себя и взял с меня слово, что я не загляну в его приписку.Целую Вас, милая, дорогая Аглая Петровна.Ваша Варя.Уважаемая Аглая Петровна! Счастлив сообщить Вам, что Варвара Родионовна два месяца тому назад, а именно 23 мая с.г., вытащила меня на лодке-волокуше из переплета, из которого, как правило, живыми не вылезают. Так что теперь я дважды обязан Варваре Родионовне тем, что существую на этом свете. Где-то когда-то в дни мирной жизни я прочитал такую фразу: «Если тебе понадобится моя жизнь — приди и возьми ее». Эти красивые и сильные слова я адресую Варваре Родионовне, лучшему человеку из всех, которых я когда-либо встречал на дорогах войны.Искренне Ваш инженер-подполковник Козырев ».
Пока я жива
Дженни Даунхэм
Теодор Драйзер «Американская трагедия»
«Хоббит» Джон Толкин
Игра Престолов